Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

Без преувеличения можно сказать, что семья Лубны-Герцык, жизнь которой на протяжении многих лет была связана с Александровом, - одна из самых интересных в его истории. Сестры Аделаида (1874-1925) и Евгения (1878-1944) Герцык входили в элиту русской интеллигенции Серебряного века. Аделаида – поэт, Евгения, окончившая философское отделение Высших женских курсов Герье – переводчица философской литературы, автор интереснейших мемуаров. Они дружили с сестрами Цветаевыми, с М. Волошиным, Вяч. Ивановым, Л. Шестовым, М. Гершензоном, А. Белым, Н. Бердяевым, знали многих других людей, определявших лицо эпохи. Им были свойственны напряженнейшие духовные искания. Ф. Степун пишет в книге «Бывшее и несбывшееся»: «Сестры Герцык принадлежали к тем замечательным русским женщинам, для которых жить значило духовно гореть».
Необычна история фамилии, к которой принадлежали Аделаида и Евгения. Старинный польско-литовский род, известный по хроникам с XV века. В 1551 году родоначальник, Щастный Петрович Герцык, пожалован поместьем от польского короля. Имели свой герб. В гербовнике дворянских родов, изданных польским геральдиком Коспром Несецким, дано следующее описание герба Ястржембец рода Лубны-Герцык: «Щит голубого поля, на нем черный орел без короны с распростертыми крыльями и ногами, на груди орла золотая подкова шипами вверх, посреди его крест, шлем украшен короною, и на ней такой же, как в щите, орел с подковою и крестом на груди»
«Семья отца польского рода. Когда-то владели землями – я раз всего мельком взглянула на родословное дерево, восходящее к XV веку… Не знаю, и уж теперь не узнаешь, с каких пор лишились всего и остались служить царям. Обрусели, забыли бесследно горечь национальной обиды, как забыли язык. Но донесли и сохранили в каком-то уж поколении нерусские черты. Многочисленные братья и сестры отца связаны были влюбленной дружбой. Съезжались, шумно смеялись, грохотали за обеденным столом, целовались без конца. Фривольные разговоры, легкие безобидные вольности и – крепкая, нежнейшая семейственность. Когда женился один, братья и сестры тотчас же влюблялись в его жену. Служа, не добивались чинов, всюду сохраняли некоторую независимость. Не от духовной свободы, от беспечности и барственного пренебрежения к карьеризму. Но служаки были исправные... Были музыкальными по слуху, то и дело заливались итальянскими ариями, а то и скороговоркой французской оперетки. В женщинах еще играла щебечущая польская прелесть, мужчины в глубине сохранили черты рыцарственности, все из той же «отчизны». Милое, без следа исчезнувшее племя, какой-то мелькнувший поворот человеческого лица, ни в чьей уж памяти не запечатленный» - так пишет о своей семье Евгения Герцык. Она родилась в Александрове.
А вот фрагменты воспоминаний ее сводного брата, Владимира Казимировича, чьи детские годы тоже прошли здесь. «Мой отец – Казимир Антонович – родился 4.03 (старого стиля) 1844 г. в крепости Бендеры в Бессарабии. Отец его был литовец, мать – полька. По образованию Казимир Антонович – военный инженер, служил на Кавказе, имеет крест за войну. Сразу вышел в отставку, поступил на вагоностроительный завод в г. Коломне (на р. Оке).
Там служил военный инженер М. Тидебель, который вместе с моим дедом – Антоном Казимировичем Герцык – участвовал в обороне Севастополя в 1854-1855 годах.
Папу познакомили там с дочерью М. Тидебеля – Софьей Максимилиановной и женили на ней. Это – мать обеих моих сестер.
Папа перешел на службу на строительство Московско-Ярославской железной дороги, - там и остался начальником железнодорожного участка город Александров – станция (к югу), на север – до ст. Берендеево (знаменитые «берендеевские болота») и дальше к Ярославлю.
Отец жил в специально для него построенной усадьбе в полутора верстах от ст. Александров. Усадьба стояла на горе возле самого железнодорожного пути. От дома к рельсам вела длиннейшая деревянная лестница. Был сад, цветник, оранжерея – одним словом, «полная чаша». Дом с мезонином – по плану отца.
За домом – большая березовая роща. За ней – кирпичный завод и т. д. У нас были две тропинки, одну из которых мои сестры назвали «царская», а другую – «королевская». Тропинки вели далеко в луга и леса…
Отец был очень энергичным, деловым, его любили все рабочие, так как он не был заносчивым, держался с ними «на равной ноге» и был добр, хотя и вспыльчив. Дело было у отца на первом плане, к работе он относился с величайшей добросовестностью, заботился о рабочих. По вечерам он много читал, особенно любил исторические журналы – «Русская старина», «Русский архив». Очень интересовался эпохой декабристов и временем царствования Николая I (Крымской войной). Так было до самой старости…
Раньше у нас была одна лошадь – Звездочка – рысачка. Ездили только в город – на базар, в монастырь, возили Адю в школу – поскольку по делам службы отец на лошади не ездил. У конца лестницы, напротив нашей усадьбы, на запасном пути всегда стояла дрезина, а рядом – специальный вагон (переделанный отцом из товарного), в котором был «кабинет» (по-теперешнему салон), спальня (купе), кухня. В кабинете была мягкая мебель, ковер, на окнах – шторы (хорошо помню – желтоватого цвета). Этот вагон начальника участка тут же у нашего дома прицеплялся к любому поезду – пассажирскому, товарному – и отцеплялся, где было нужно, на любой станции. (Мы ездили в нем в Москву, и вагон там нас ждал). Дрезина была открытой, папа сидел на скамейке впереди, у тормоза. Двигали дрезину двое или четверо рабочих – путем вращения системы колес, передаваемого на колеса дрезины. Скорость при этом развивалась довольно большая, до 30 верст в час. Хорошо помню, как ветер свистел в ушах, и было страшно… У папы на лице была красная кожа (как у лорда Киченера) – от ветра при езде на дрезинах, на паровозах – а он очень любил ездить на паровозах зимой, в самый мороз.
В доме у нас дисциплина была строгая. За обед не садились до прихода папы. Когда отец стоял и обращался к нам, детям, мы всегда вставали. Даже моя старшая сестра, живя уже на Собачьей площадке, всегда вставала перед отцом. Еще было семейное правило – когда уходишь из дому – обязательно скажи, куда идешь, когда вернешься. Это у меня сохранилось навсегда. После смерти отца – говорил маме. Нам объяснили, что в этом нет запрещающего, что это не вредит свободе, а должно выполняться для порядка в семье, общего спокойствия. И на завтрак, и на обед, не говоря уж о вечернем чае, собиралась обязательно вся семья.
Даже в последние годы, когда сестры шли, например, в театр, отец не ложился спать, а сидел, читал до тех пор, пока сестры не возвращались домой.
Уверяю, что мы, все дети, чувствовали себя очень свободными, и «дисциплина» в нашей крепкой семье нисколько нас не угнетала, – мы ее попросту не чувствовали.
Конечно, мы папы «боялись» и очень любили, старались не огорчать его…он был главою нашей семьи.
В нашей усадьбе, в каретном сарае под потолком висела зимой на веревках лодка – «тузик», которую привез отец из Крыма. Лодка была покрашена снаружи белой краской, внутри – светло-голубой. Папа очень гордился «тузиком», показывал мне его. Летом «тузик» отвозили на озеро Ликоушу – до осени. Я на нем никогда не плавал и не видел его на воде – лишь в сарае. Этот «тузик» – наша большая семейная ценность. Думаю сейчас, что он был куплен при участии дяди Лёвы (Л. Ф. Лагорио) – как настоящая вещь с Черного моря…
Из города Александрова гости к нам приезжали редко – исправник, игуменья женского монастыря – потому, что папа постоянно проводил ремонт в монастыре, и даже построил напротив вокзала в Александрове часовню, принадлежавшую монастырю. Отец очень любил строить…
Маме… (Евгения Антоновна, урожденная Вокач, дочь помещика Александровского уезда, вторая жена Казимира Антоновича) было скучно и одиноко на нашей усадьбе.
Навещали нас неизменно каждое лето тетя Лёля с Олей (Елена Антоновна Лагорио, урожденная Герцык, родная сестра Казимира Антоновича, жена художника Л. Ф. Лагорио, с дочерью Ольгой Львовной). Зимой бывали у нас спектакли. Ставили, я помню, «Медведь» Чехова, а чаще всего маленькие одноактные пьесы, сцены из «Горя от ума». Играла мама, сестра Адя, Ольга Леонардовна Книппер, которую я увидел здесь в первый раз...Крепко запомнился мне «Медведь», где играла моя мама.
У нас часто гостила моя бабушка – мать мамы – Евгения Николаевна Вокач, которая жила в своем родовом имении, с. Ивановское в 35 верстах от станции Пушкино. Приезжала обязательно на Сочельник – 24 декабря, в день своих именин. Этот день был наш семейный праздник – именины бабушки, мамы, сестры Жени, двоюродной сестры Жени – дочери дяди Жозефа (Иосифа Антоновича Герцык, который жил на фабрике…Баранова в Струнине – верстах в восьми от Александрова – и был строителем фабрики)».
Иосиф Антонович Лубны-Герцык руководил строительством Соколовской мануфактуры Асафа Ивановича Баранова и всю жизнь оставался членом ее правления. Это - одно из самых крупных текстильных предприятий в округе. Интересно, что земля, на которой она располагалась, принадлежала Казимиру Антоновичу.
Позднее семья переехала в Крым, в Судак – исполнилась давняя мечта Казимира Антоновича. Но с 1895 по 1898 они снова жили в своем доме в Александрове, поскольку Казимир Антонович участвовал в строительстве железнодорожной ветки на Иваново-Вознесенск. Это были годы юности Аделаиды и Евгении, годы мучительных поисков смысла жизни и своего назначения. «Стихи, книги, письма к людям избранным… мечты, метанья, маянья…» И далее Е. К. Герцык пишет в «Воспоминаниях»: «Два года, прожитые в этом уездном городке, запомнились мне в весеннем обличии. То ли, что мне восемнадцать-девятнадцать? Пройдешь десяток домов – улица кончится. Нежно зеленеют ранние луга. Цветут кусты персидской сирени у квадратной террасы, выходящей в наш сад, пряно пахнет черемухой в конце заросшей аллейки». И Аделаида, и Евгения пережили в это время влюбленность в Н. В. фон Нордгейма – офицера расквартированной в Александрове воинской части…
Наверное, детство и юность, проведенные в тихом провинциальном Александрове, в обстановке духовной свободы, которую давала их необычная семья, вдали от шума и суеты столиц, позволили сестрам избегнуть некоей шаблонности, заданности развития, стать оригинальными мыслителями, найти свой, трудный, но прекрасный путь.

«Герцыки… - без них мы бы умерли»
Анастасия Цветаева